Чёрная смерть, а точнее, чума, по мнению врачей XVII века, вызвали так называемые миазмы. Считалось, что дурные испарения, поднимающиеся из сырой земли, особенно в жаркую погоду, могут стать источником болезни (истинная причина заболевания была открыта в конце XIX века).
Доктора верили, что беднякам и бездомным бродягам угрожает постоянная опасность, ведь из их душных, сырых и грязных пристанищ всегда исходит «дуновение чумы».
Более того, медики были уверены в том, что трупы умерших от чумы людей и тела больных, лежащих при смерти, испускают чумные миазмы, а те, распространяясь по воздуху, заражают все вокруг.
Лекари уверяли, что грязная вода, испорченный хлеб, протухшая рыба, гнилое мясо и ядовитые растения могут вызвать чуму, а если чума уже пришла в город, то её распространению способствует алчность и глупость тех, кто торгует одеждой и постельными принадлежностями умерших во время эпидемии людей.
Примечание. Конечно, теория о миазмах была ошибочной, но некоторые утверждения (например, о грязной воде или постельных принадлежностях умерших от чумы людей и др.) не лишены здравого смысла.
Некоторые врачи предполагали, что на появление и распространение чумы влияет также положение звезд на небе.
Не вызывала сомнений и теория о негодяях, заключивших сделку с дьяволом или являющихся агентами вражеских государств, которые мажут «чумной мазью» дверные молоточки, ручки, стены, порталы церквей.
Апогей чумы 1630 года
В ноябре 1630 года, почти через пять месяцев после появления первых случаев заболевания, в Венеции началось время массового вымирания горожан, время братских могил и безмерной скорби.
Каждый день, болезнь уносила около 500 жизней – эпидемия охватила весь город.
Во дворцах на Сан-Марко и Сан-Поло зараза свирепствовала почти с той же силой, что и в бедных каморках на Рио-Марин, или в опрятных домах для нуждающихся, в районах Кастелло и Канереджо, которые содержали более 100 скуоле.
Скуоле (буквально «школы») – благотворительные общества, отчасти напоминающие средневековые гильдии и цеха. Главной задачей этих учреждений, было оказание помощи людям, попавшим в трудное положение (разорение, болезнь, старость).
Город закрыли наглухо. На входах и выходах поставили стражников.
Притоны, бордели, мастерские, склады, мануфактуры – всё закрылось. Тысячи венецианцев остались без работы, а значит без источников дохода. Никто ничего не производил и не продавал.
Общественная жизнь замерла. Даже любимое развлечение толпы – кулачные бои, в которых сходились на мостах десятки бойцов, и те были забыты.
Благочестивые люди спрашивали себя: «Чем мы прогневили Господа? За что Он нас так страшно карает? Может быть, мы хуже других христиан? В чем же божественная справедливость, если добродетельные люди страдают и умирают так же, как последние негодяи?»
Были и такие, кто искали козлов отпущения, взваливая вину за эпидемию то на бродяг, то на испанцев, то на турок. Не исключено, что лавина клеветы докатилась и до членов Сената, которых тоже негласно обвиняли во всех смертных грехах…
В ноябре 1630 года, статистика санитарного ведомства составила список умерших (14 465 человек). В тот месяц умер от чумы каждый десятый житель Венеции, а больницы давно уже не вмещали всех заболевших.
Карантин и лечение
Каждый день венецианцы выносили из домов тела умерших родственников и оставляли их лежать за дверью. Прямо на улице, при всех, покойников раздевали, и лекарь осматривал тело, проверяя на наличие бубонов и чумных пятен.
Если доктор констатировал смерть от чумы, то дом умершего закрывали на карантин. От городского управления приходил специальный человек и окуривал все помещение едким дымом тлеющей смолы и серы.
Он, со своей жаровней, переходил из комнаты в комнату, и густой, противный дым, вероятно, выгонял из жилища большую часть блох. Под конец процедуры двери дома забивали снаружи двумя балками крест-накрест (знак чумы).
Многих людей, у которых не было признаков болезни, хотя они находились в контакте с заболевшими или трупами, отправляли на один из островов в Лазаретто Нуово (Новая больница).
Мёртвые тела и больных, вместе со всеми их пожитками, носильщики грузили в лодки и отвозили на другой остров в Лазаретто Веккьо (Старая больница), где, вероятно, царил кромешный ад.
Круглые сутки над островом разносился смрад сжигаемых трупов, проникающий и в саму больницу. На койках лежали по двое и даже по трое больных. Многие стонали, кричали, хрипели, метались в бреду. За больными никто не ухаживал, поэтому выздоравливающие иногда сами ковыляли и ползали по больнице, в поисках воды и пищи.
День за днём санитары занимались только тем, что стаскивали с коек мёртвые тела и сжигали их. Часть трупов вываливали в ямы с гашёной известью. Нередко случалось так, что на груду трупов бросали ещё живых людей.
Можно только удивляться человеческой природе, но в этой так называемой больнице, некоторые люди выздоравливали, и тогда их переводили на другой остров – в Новую больницу.
Остров выздоравливающих
В ноябре 1630 года в Новой больнице собралось более 10 000 человек, и весь остров стал похож на армию, стоящую лагерем, в ожидании начала наступления.
К тому времени, на острове было построено много зданий, расположенных в виде замкнутого четырёхугольника. В общей сложности в больнице насчитывалось 100 различных по площади помещений.
Чтобы очистить воздух от зловония, неизбежного при такой скученности, люди жгли можжевельник и розмарин.
Грузы из трюмов, предположительно заражённых кораблей, тоже пытались очистить. Для этого их промывали солёной водой или обрызгивали укусом, а шёлковые и шерстяные материи проветривали целыми днями на свежем воздухе.
Вокруг больничного острова кружили сотни лодок, словно остров находился на осадном положении. Места, дальше которых «островитянам» не разрешалось отдаляться, отмечались флажками. За этой границей стояли виселицы – для устрашения всех находившихся в карантине и для казни нарушителей, которые порой ухитрялись обмануть бдительность стражников.
В отличие от Старой больницы, в Новой больнице выздоравливающих кормили хорошо – у них всегда было достаточно мяса, рыбы, хлеба и вина.
Положение больных в городе
Венецианцев, оставшихся в отмеченных чумными крестами домах, ожидала самая горькая участь. К ним никто не приходил, никто не помогал, и когда они заболевали, никто за ними не ухаживал.
Если два или три дня запертые в зачумлённом доме люди не подавали признаков жизни (не кричали в окна и не махали руками) все понимали, что они уже мертвы. Тогда появлялись носильщики, с красными и черными крестами на одежде, взламывали двери и выносили трупы.
По каналам плыли гондолы со страшным грузом – трупами умерших от чумы людей. Дым от костров, на которых потом эти трупы сжигали, часто заволакивал всю Венецию.
Узкие улочки города, в обычное время такие оживлённые и весёлые, во время чумы походили на ночной кошмар.
Врачи, их еще называли чумными докторами, навещали дома в широкополых шляпах, длинных плащах и странных масках с торчащими, наподобие клюва, большими носами. В эти носы закладывали пахучие травы, которые якобы очищали от миазмов, вдыхаемый врачевателем воздух.
Вереницы шатающихся от слабости больных брели вслед за провожатым с белым посохом к лодкам, которые отвозили их на остров в Старую больницу.
Город «корчился» в агонии, и его несчастным жителям казалось, что впереди уже не будет ничего, кроме чумы, страданий и смерти.
Перед таким количеством жертв даже самое передовое в Европе санитарное ведомство Венеции оказалось бессильным.
Пир во время чумы
Могильщиков и персонал, занятый уборкой и транспортировкой трупов, чума так же не щадила – они заражались и умирали, как и все, поэтому городские власти были вынуждены привлекать к этой работе арестантов и рабов с галер, а те, пользуясь своим исключительным положением, воровали и грабили.
«Прислужники чумы» заходили в опустевшие дома и забирали всё, что им нравилось. Если в домах встречались ещё живые люди, то их бесцеремонно вытаскивали из постели и бросали на телегу с трупами.
Цены на продукты и вино достигли заоблачных высот, а мародёры всё забирали даром.
Вообще, в зачумлённой Венеции пили очень много вина – пили от страха, от отчаяния, с горя, чтобы забыться и т.д. ведь на каждом шагу горожане видели смерть, разложение, упадок.
У кого не было ни золотых дукатов, ни дорогих украшений, тот голодал. Простые рабочие Венеции в хорошие времена зарабатывали 16-20 дукатов в год. Искусные ремесленники получали за свой труд около 50 дукатов в год, при этом на хлеб приходилось откладывать до 6-7 дукатов. А во время чумы большинство работников остались не у дел и понемногу обнищали. Только знать и богатые купцы имели достаточные запасы, чтобы прокормиться в тяжёлые времена
А между тем были и такие, кто богател – так, аптекари и носильщики продавали перекупщикам носилки, койки, одеяла, простыни и подушки; целители, священники, стражники, охранявшие карантин тоже наживались на чёрной смерти.
Венецианцы чувствовали себя узниками чумы, покинутыми Богом и людьми. Они носили амулеты с языческими символами, бормотали магические заклинания вперемешку с молитвами. Священники возмущались, называли их богоотступниками, но отчаявшиеся горожане перестали слушаться своих духовных пастырей.
14 декабря 1630 года Сенат издал декрет о рабочих в Арсенале. Все, кто там заболел, подлежали отправке в Старую больницу. Здоровым предписывалось оставаться на Большой верфи, в изоляции от остального населения. Таким образом Сенат пытался сохранить еще оставшихся квалифицированных мастеров, которые прославили свой город и приносили ему высокие доходы.
Члены Сената уже опасались, что не смогут поддерживать, какой ни есть, порядок в городе. Они ждали, что вот-вот разнузданные голодные толпы пойдут на штурм продовольственных складов, подожгут город, станут громить и грабить дома уехавших или умерших людей.
Но к счастью, в последние четыре недели уходящего года, почти никто не заболел, а за январь нового 1631 года умерло 2 048 человек, и это значило, что эпидемия пошла на убыль.
18 трагических мучительных месяцев пережила Венеция. Итоги эпидемии оказались катастрофическими – город потерял почти 50 тысяч своих жителей.
К тому же положение выживших было незавидным, особенно это касалось бедных, так как за время эпидемии они стали еще беднее.
Чума оказала гибельное действие на экономику Венецианской республики – гордой торговой метрополии больше никогда не удалось достичь своего прежнего богатства и как раньше влиять на мировую политику.
Положительный аспект
Есть во всей этой трагедии и положительный момент. Так, сразу же после окончания эпидемии, начались подготовительные работы для возведения собора Санта-Мария-делла-Салюте – огромного храма, который Сенат обещал построить в честь Пресвятой Богоматери.
Был объявлен конкурс, рассматривались проекты разных зодчих и, наконец, строительство собора поручили молодому Бальтазару Лонгене.
Комиссия, состоявшая из трёх почётных граждан, выбрала участок для постройки – в западной части района Дорсодуро, в начале канала Гранде.
Для укрепления грунта под фундамент собора, вбили более миллиона деревянных свай из толстых бревен – на одно это пошло 50 000 дукатов, то есть все деньги, выделенные для постройки храма. Поэтому, из-за нехватки средств, работы много раз приостанавливались.
Строительство затянулось до июня 1686 года. На возведение собора Санта-Мария-делла-Салюте была израсходована колоссальная по тем временам сумма – 420 136 дукатов.
Монументальной и пышной декорацией своего детища, архитектор Бальтазар Лонгена хотел подчеркнуть нерушимое могущество Венеции, но он даже не увидел освещения церкви, так как оно произошло только через пять лет после его кончины, 9 ноября 1687 года, и к этому времени Венеция уже не была такой богатой и сильной, как прежде.
Традиция носить маски осталась
А во времена эпидемии чумы доктора, идя к больному, надевали маску с длинным клювом, на кончик которой капали разные эфирные масла, надеясь таким образом защититься от чумы. К тому же образ дополнял длинный темный плащ и палка, которой они прикасались к больным. Руками никогда не трогали. В общем, выглядели такие доктора крайне ужасающе.
Скрывали лицо, в том числе, наемные убийцы, которым мода на анонимность пришлась как нельзя кстати. Потому, что после чумы большинство лиц было изуродовано рытвинами после болячек. Именно эпидемия и стала причиной появления, а потом и широкого распространения масок. Поначалу, маски носили доктора, а потом эту идею переняла аристократия, так и началась долгая история венецианских масок.
В изолированном, небольшом по территории городе слухи распространялись крайне быстро. Чтобы не подвергнуться всеобщему обсуждению, аристократы предпочитали прятать свои лица под вычурным украшением. Мотивы были разными, от не совсем законных до откровенно злонамеренных.
Но главное преимущество заключалось в том, что в таком виде можно было без опасений прогуляться по борделям или игорным домам. Анонимность позволяла предаваться невинным забавам или порокам с одинаковой беспечностью, а наутро вновь выглядеть благочестивыми гражданами.
Неудивительно, что при таком раскладе не только знатные люди, но и простые горожане полюбили носить маски: для многих они стали ежедневным аксессуаром. Источник